Пражская прогулка. Уровень: Кафка

Текст и фото: Елена Невердовская

Прага. Вид на старый город

Прага - город очень туристический. Если вы попали туда неподготовленным, то у вас - два варианта: либо слиться с туристической волной, оказываясь в нужный час в нужном месте (а это означает - постоянно в толпе), удовлетвориться снимками себя на фоне достопримечательностей, остаться с набором общих мест вместо частных воспоминаний, либо выбрать "автономное плаванье" - и отправиться на свой страх и риск по следам Ян Гуса или Тихо Браге, привидений, Майринка, Цветаевой или Кафки. У путешествий, как и у игр, есть много уровней. Я выбрала Кафку. Непроизвольно - случайно накануне поездки купила в букинисте его дневники. 

 

Прага. Дом, в котором родился Франц Кафка

Он пишет о том, как приятно быть больным, лежать в тёмной комнате, в которую заходит мама - из светлого звонкого мира (и это в возрасте 28 лет). Он пишет, что невозможно, неправильно называть еврейскую маму немецким "Mutter", что... «бессознательно заключает в себе как христианское сияние, так и христианский холод, названная "матерью" еврейская женщина становится не только странной, но и чужой". 

Прага. Испанская синагога

Памятник Кафке, скульптор Ярослав Рона, 2003

Синагога, рабби, благочестивость, две тысячи шагов, разрешенных в шабат, - новости столетней давности из дневника.

Встречи – разлучение. Возможность острова. «Остров Крым»

Текст: Майя Ставитская

Есть вещи, которые всегда были твоими, но по странной случайности, разлучены с тобой в незапамятные времена. "Вещи" в широком смысле. Встречи с людьми, музыкой, книгами, фильмами, местами. Вся жизнь - дорога от одной такой до следующей. С тоскливым безвременьем, если долго не случается и радостью абсолютного узнавания, когда приходит.

С этой книгой было так. Не мой писатель Аксенов, при всем уважении к Василию Павловичу. Ни времени "Коллег", ни с "Затоваренной бочкотарой", поздние "Вольтерьянцы и вольтерьянки" никак не отозвались уму и сердцу. Даже и "Московскую сагу" не люблю, ну что тут с собой поделаешь? "Крутой маршрут" мамы его, Евгении Гинсбург со спокойной повествовательностью ближе мне, как рассказ о времени и людях.

"Остров Крым" был любовью с первого взгляда. "Как-будто я встречал, имен еще не зная, вас где-то там, тогда..." Прекрасный кусочек свободы. Дивно и справедливо (насколько это вообще возможно в нашем лучшем из миров) устроенный на самом носу у безжалостной лисицы. Она бы и сглотнула, да видит око - зуб неймет. Процветает со своими "тичами" (помните?), белоснежными пляжами, виллами-отелями-безупречной-ровности-магистралями.

Висящая на "волоске". Златовласки биологический след

Текст: Елена Невердовская

В начале было слово. Нет, сказка. Нет, Якоб и Вильгельм Гримм. В этой изначальной путанице, в лабиринтах нового реального музея, нет, не музея, а центра "Мира братьев Гримм" в Касселе, внезапно упираешься в зеркало, в котором – нет, не отражение нашего мира, и не иллюзия-картинка сказочного (хотя сказочный мир кинематографа Гримм спрятан тоже за зеркальной стеной), но – выход-уход от привычного. Ожидания увидеть свое Гримм-представления обмануты. Ты – внутри словаря, где многие связки-значения еще не прописаны.

Вспоминаешь детский страх – неуверенность в реальности-нереальности сказки. Испытываешь взрослое удивление-восхищение - как близок позапрошлый век, как знаком, узнаваем. И все это - благодаря архитектуре нового центра, как реальной - из стекла, металла и камня, так и ментальной - архитектуре из слов. Стало быть, все же слово. Но сейчас не о GrimmWelt, который был открыт летом 2015 года, а о первой временной выставке "В гуще волос" / "Im Dickicht der Haare".  

 

Локон Германна Гримма, отрезанный Якобом Гриммом 19 июня 1831 года. © Hessisches Staatsarchiv Marburg

Еще до посещения залов экспозиции ясно: как легко для GrimmWelt придумывать концепты для выставок. Нужно просто вынимать слово за словом, образ за образом, архетип за архетипом из записанных Гриммами сказок, нужно просто пользоваться разработанной ими схемой для лексического словаря, составляя пары значений, употребления, смыслов. Например, волосы: волосы растить, расчесывать, убирать, стричь, прятать, терять, хранить… 

Людвиг Эмиль Гримм. Фридерике Гримм 6-ти лет, первая половина 19 века. © Grimm-Sammlung der Stadt Kassel

И вот - от слова к телу, предмету, веществу. "В гуще волос" неуютно и холодно, как в церковном подземелье с мумиями или морге. Это ощущение возникает от выставленной здесь мертвой материи, волосах не на своем месте, их отчужденности от тела, перемещении за стекло витрины, таких мертвых-живых органических структур. И понятна наивная логичность их использования: как оберегов на щите или доспехах (Щит воина с острова Борнео, украшенный волосами врагов, 1874 год), 

 

Портрет Андреаса Эберхарда Риттера фон Райбер. Около 1700. Его знаменитая борода, оплетенная многократно вокруг пояса. © Museumslandschaft Hessen Kassel, Foto: Ute Brunzel

Портрет Андреаса Эберхарда Риттера фон Райбер. Около 1700. Его знаменитая борода, оплетенная многократно вокруг пояса. © Museumslandschaft Hessen Kassel, Foto: Ute Brunzel

Бездомность в абсолюте

Текст: Майя Ставитская

Давным-давно в фельетоне из советской газеты ("- Не читайте перед едой советских газет! - Но что делать, если других нет? - Совсем никаких не читайте"). Так вот: это было что-то дюже обличительное, донельзя авторитетным тоном вещавшее советскому человеку о мерзостях эмигрантской прозы. В которой вопиющая клевета измышлений о нашей прекрасной действительности могла соперничать только с убожеством содержания. Солженицин назывался "единожды солгавшим" (не без изящества), о "Лолите" Набокова говорилось, что это пикантные записки развратной горничной (?).

До сих пор не понимаю, к чему была убогая и совершенно бессмысленная ложь. Но очень хорошо помню впечатление от "Лолиты", когда, спустя годы, читала ее. Это было как вихрь, темный смерч, внезапная вспышка света, более черного, чем сама чернота. "Ло, Ло-ла, Ло-ли-та"; "Убил ты Куил-ты", слова и выражения, образы, оттиски, мгновенные отпечатки негативом на внутренней стороне век. Невыносимая смесь жуткой в своей сути извращенной страсти и нежной бережной трепетной любви.

Кадр из фильма "The Luzhin Defense" (2000, Великобритания) режиссера-сценаристки Марлен Горрис (Нидерланды)

И стиль, это хотелось проговаривать, трогать языком, слушать звучание. Читать научилась самостоятельно в пять, сразу "про себя", минуя чтение вслух, а тут необходимость восстановить промежуточные стадии восприятия: глаза, голос, уши. Нельзя, просто невозможно упустить ни крошки с пиршественного стола, щедро накрытого дядькой с одутловатым лицом, энтомологом, блестящим питерским мальчиком, единственным русским писателем, приручившим и покорившим английский язык. Который говорит о кошмарных вещах так, что хочется скулить от невыносимой нежности.

После много Набокова. "Другие берега" - то же наслаждение стилем при том, что совсем не помню, о чем. "Обскура" - обескураживающая надолго поселившаяся в душе боль. С чего, от чего? И понять не можешь и забыть-выбросить из памяти не получается. "Защита Лужина" особняком, совершенно мимо, единственное набоковское, не тронувшее ни ума, ни сердца. Пол-жизни назад. Равнодушно констатируешь: Чего и ждать от шахматистов, все они безответственны и слегка не в своем уме (первый муж был шахматным вундеркиндом). И надолго эта повесть украшается во внутреннем реестре ярлыком "Бывают у гениев неудачи".

Перечитала сейчас. Как хорошо!

Гендерные особенности восприятия исторических non-fiction книг

Текст: Елена Невердовская

Читаю немецкую газету "Zeit": профессора пишут об исторических подоплеках (предпосылках, подводных течениях, интригах) современного ирано-арабского, шиито-суннитского конфликта. Профессора любят точность, они так и сыпят именами и датами, слегка разбавляя простое перечисление отдельными замечаниями, что не прибавляет статье ни занимательности, ни глубины.  

Что касается меня, то с чего начинала, тем и закончила. Кроме нескольких цифр (дат падений халифатов) и описания Александра Македонского как доисламского пра-мусульманина Искандера не почерпнула ничего. Хотя нет, одно откровение меня все же посетило: если бы историки поделились своей информацией с писателем, публицистом или журналистом, и он бы все это облек в иную форму, удобочитаемую, лучше усваиваемую, то результат мог бы быть совсем иным. Скажем - знания бы перетекли из текста в память, а там, глядишь, и понимание бы ситуации забрезжилось. Трудно жить в современном мире, неясно все.  

Исторические non-fiction книги, издательство Nuennerich-Asmus Verlag&Media

Надо отдать должное, среди историков-профессоров есть талантливые писатели, остроумные публицисты, хронисты, легко владеющие пером, - именно таких авторов и выбирает немецкое издательство Nuennerich-Asmus Verlag&Media, специализирующееся на популярной литературе по истории, археологии, искусствоведению.  Не информировать, а рассказывать историю - криминальную или смешную, эротическую или сентиментальную, примерно так выглядит их кредо. Хотя, случаются и провалы, но о них я упомяну в заключении. сначала - об увлекательном и познавательном.  

Uwe Westfehling. "Mit den Normannen nach England", издательство Nuennerich-Asmus Verlag&Media

Как норманны Англию завоевали. Книга-путеводитель 

Андерсен навсегда. Книги – это слова. Часть последняя

Текст: Майя Ставитская


О «супе из колбасной палочки». Чем он начинается? Для каждого, своим. Я вот, кажется, "Огниво" как самое раннее помню. Шел солдат по дороге: ать-два, ать-два! Книжка была картонная с объемными иллюстрациями, больше похожими на театральные декорации. Открываешь страницу и очередная сцена, описанная понизу текстом, встает перед глазами. Собаки одновременно пугали и завораживали. Это ж надо, глаза с тарелку. 

- Мам, а мельничное колесо, оно какое?

- Большое.

- Ну какое, как у машины?

- Нет, это тележное таким должно быть.  

- А мельничное?

- Большое.

....................................................................................

- Как такая огромная собака могла быть усмирена передником ведьмы? А потом огниво, оно какое?

- Маленькое.

- Ну какое-какое?

- Отстань, я занята. 

И "Принцесса на горошине" в той же книжке. Много-много перин, на которые укладывают худенькую девочку с желтыми волосами, постриженными в пышный боб. Глазастенькая. Некоторые картинки-декорации дополнялись подвижными элементами. В эту, посредством возвратно-поступательного движения картонного шарнира, на конце которого закреплен был шарик,можно было вкладывать "под" перины горошину (иллюстратор от души позабавился за счет невинных детишек, думаю).

Почему же она чувствовала себя избитой? Горошина такая маленькая. Да они и мягкие из банки.. 

А потом в детском саду читают вслух "Снежную королеву" из другой большой книги и, ах, это невозможно уместить в уме и сердце, этого так много. Целый огромный мир, по которому странствует маленькая девочка в поисках названого братца. На улице зимой нужно быть осторожной, чтобы осколок тролльего зеркала не попал в глаз. Верите-нет, до сих пор опасаюсь.

И красных башмачков, которые забрала река сейчас еще немного жаль. А помните, Маленькая Разбойница? Опасная подруга. И сила семи королей, которая в тебе. А слово "Вечность" из кусочков льда. Сложи его - получишь весь мир и пару коньков в придачу. Андерсен как вихрь, как смерч, как ураган врывается в твою жизнь. Только не отбирает, не уносит – заполняет всклянь. Сколько будешь жить, они с тобой и в тебе - его герои.

Датский менталитет. Книги - это слова. На слух, на вкус, на ощупь. Часть вторая

Текст: Майя Ставитская

- Беспокоит меня Гондурас.
- А вы не чешите - и не будет беспокоить.
Меня Дания не беспокоит - интересует. Потому что учу датский. Нет, не собираюсь эмигрировать и мужа датского не подыскиваю - русского хватает. Мне нравится учить языки. В каждой избушке свои погремушки, моя сейчас такая. А когда то, что доставляет удовольствие не противозаконно и не ведет к ожирению, можно расслабиться и получать удовольствие.
Какая она, европейская страна, где говорят на языке с самой сложной фонетикой? Небольшая, самая южная из скандинавских. Граничит со Швецией (с которой постоянно воевала), Норвегией (с которой чаще заключала матримониальные монархические союзы) и Германией (но там 46 км. всего протяженность границы). Конституционная монархия с однопалатным парламентом фолькеттингом, член Евросоюза больше трети века, но в Еврозону до сих пор не входит. И валюта собственная - датская крона, примерно десяти российским рублям равная. На фарерских островах наравне с ней имеет хождение фарерская крона. Евро не приняли референдумом.

Имиграционная политика жесткая, даже дела по воссоединению семей рассматриваются с присвоением страждущим баллов благонадежности, часто неоднократно. За что осуждаема другими членами Евросоюза, но не больно расстраивается по этому поводу. Климат мягкий, потому что Гольфстрим. Среднезимняя температура -1, представьте. Правда и летом выше +15 редко поднимается. Страна вечного межсезонья.

Альтернативный Диснейленд, маркетинговые игры в классику

Текст и фото: Елена Невердовская

Торговый центр "Шиллер", бизнес-ланч "Гете", портрет братьев Гримм на бумажной салфетке. И Синий Пушкин. Что сказали бы они, увидев такое насилие над своими именами? Какова была б их реакция? Равнодушие или ярость? Ирония или восторг? Пушкин бы выпил в "Синем", мне так кажется. Он, конечно, "наше все", но вместе с тем - такой современный "парень". 

Имя, оторвавшись от своего носителя, от его произведения, превратилось в торговую марку, лейбл, ярлык. Счастливы те, кто может себе на пользу воспользоваться известной маркой, некоторые всерьёз полагая, что имеют на это право, другие иронизируя и играя, третьи, особо не задумываясь ни над стратегией ни над правомерностью,ни над смыслом.  

С первыми мне, признаться, скучно. Я не посещаю  литературных музеев, не кланяюсь памятникам. В игры вторых я играю, меня развлекает этот маркетинг имён: обнаружив салфетку с портретом братьев Гримм, я радуюсь, но, вместо того, чтобы вытереть пальцы и рот после еды, прячу её, нетронутую, в сумочку, как сувенир, использую потом как закладку для книг. И меню Гете, я бы с удовольствием попробовала в ресторане, ходи я в них чаще и имей времени больше... Но что я абсолютно не могу принять, так это - торговый дом "Шиллер" или шопинг-центр "Гейне". Богохульство просто. 

Хуже только может быть хозяйственный магазин " Хайдеггер". Хотя, ...

Против "Меркатора" же я ничего не имею, даже могу вообразить торговлю, картированную в меркаторской сетке координат.