Текст и фотографии: Елена Невердовская
Фрустрация.
Путешествие под знаком Рильке, Травемюнд не состоялось. Состоялось другое, но
об этом чуть позже. В чемодан же были уложены книжки для одиночного плавания по
будням: письма Рильке (конечно же, на немецком), последний бестселлер про Гутенберга
и Гаусса (на немецком) и Сашина книжка-бутик, Александр Ильянен, «Бутик vanity».
Морской пейзаж был многообещающим - облака, море, белый песок, и как там они
по-русски называются ? эти "штрандкёрбе". Дети, раздираемые желаниями,
поставили на одиночном "плавании" жирную точку: мы вместе.
 |
| Морской пейзаж был многообещающим - облака, море, белый песок, и как там они по-русски называются ? эти "Штрандкёрбе" |
В совместном
путешествии удавалось мысленно сочинить пару другую строчек письма друзьям.
Спирихину и Алексу, Гарри и? Одним про Пруста и Джойса, наслаивания собственных
воспоминаний о море - одном, другом, третьем, на прочитанное у них. Поиски
заветного, волнующего слова Травемюнде в письмах Рильке. Он был там, но в
письмах - про швейцарские замки. И целеполагание мужской-женской жизни. Очень
неинтересно. Скучно и старомодно. Иногда смешно.
А вот от этого и
грустно, как быстро можно устареть. То, что говорило нам когда-то очень много,
становится затхлым, кочует сначала на чердак, а следом на помойку. Иногда
чердак пропускается - его ведь и нет, это только обозначение. Хочется найти
достойного собеседника на эту тему. Почему все ветшает? И чего мы хотим? И чего
хотят они - которые по ту сторону создания вещей, просто зрители или читатели?
Открытие, обнаружение этой проблемы случилось на Монументе в Париже. Там в
гигантском дворце начала 20 века выставили старого немца Ансельма Кифера,
живущего во Франции. Он кивнул в сторону Целана, в сторону Бахман. Он взял его
строчку, ее Зонненшифф. Было красиво и отчетливо ясно, что все они стары - они
со своим страданием, одиночеством и той абсолютно лишенной иронии поэзией и он,
превращающий их слова в картинки и инсталляции.
Вот так и живу -
с вопросом почему? И желанием понять, я ли только это такая, печать ли это
профессиональной деятельности, или есть некая объективность в моем ощущении
процесса старения литературы и искусства.
В совместном
путешествии: эти вопросы, вопросы... Хорошо, что совместность нарушилась моей
ненавистью к цирку и подвигом Виталия - он пошел с Арсением на представление.
Жирафы, зебры, ламы и верблюды. Я ненавижу запах арены и звук циркового
оркестра.
И вот пишу на
чужом компьютере, в другой программе. И клавиши и вид окна влияют на стиль. Бытие
определяет сознание.
Специально
отвлеклась от чтения «Бутика», чтобы написать письмо. Все на самом деле в духе
Алекса, подчеркивание. Есть некий читательский кайф - открыть книжку на берегу
моря, вложить между страниц открытку, написанную по-немецки хозяевами
фериен-апартамент, квартиры, в которой мы живем: "Herzlich willkommen! Guten Appetit mit Honig aus der Region und gute Erholung wünscht
Ihnen A.Ostrowicz". Забор и вид
полей. Открытка между 122 и 123 страницей Бутика, Рильке не дочитан, Келман с
его Гутенбергом и Гауссом не начат. Завидую Саше (Алексу) и Бьерку (Бъ).
 |
| Травемюнде |
Да, про
читательский кайф - на океаническом лайнере между Охотским и Японским морями
читала Борхеса, а Улисса Джойса под маяком Авачинской бухты. Книга связана с
местом. До Травемюнде мы не доехали, и может не доедем, другое название звучит
не столь литературно привлекательно, но эта местность теперь связалась с
Алексом, с его книжкой -обложной пакетиком. веревочные ручки. А местность, где
мы живем называется Schönberger Strand, Пляж Красивой горы. Красивая гора - это город в нескольких километрах.
Сегодня 11.07
Возвращаюсь к
книжке. Может, еще напишу что-нибудь потом - в один из моментов выпадения из
совместного плавания, впадения в одиночное.
Как везло
все-таки Бьерку!
 |
| Любек, главные ворота |
16.07,
Лангенфельд
Ну вот «дожили до
16». Цитата из бутика на 213 странице. Мы тоже дожили – на море. Сообщаю
кратко: в Травемюнде были, очень поэтическое место, с кораблями, пароходами и
маяками. Устье реки Траве, вот что оно обозначает. Из Травемюнде – в Любек. И
там, такой старый город. Были в марципановом кафе, это почти что венское кофе в
Вене. Седая бабушка мыла полированный ореховый туалет. На чай монеток не было,
в смысле чаевых, а не чайных. А пропо, как сказал бы Ильянен, на его странице
после 213 с «дожили до 16» есть сцена как вышел «поссать постсоветский
человек». Так вот в Любике этим занимался красный уличный клоун прямо на стену
Мариенкирхе. Сплошное любековское надругательство – у двери в церковь сидит
бронзовый чертенок, рядом мочится клоун. Через 10 минут встретили этого
богохульника на променаде. Он полез в карман за конфетками для Арсения, я
Арсения сманеврировала мимо, объяснив, что клоун то не настоящий. Настоящие
клоуны не писают. Мальчик понял.
С моря уехали
вчера. Дочитываю бутик в родной кровати. Жара, прилетали ночные бабочки цвета
плеча.
Комментариев нет:
Отправить комментарий