Бездомность в абсолюте

Текст: Майя Ставитская

Давным-давно в фельетоне из советской газеты ("- Не читайте перед едой советских газет! - Но что делать, если других нет? - Совсем никаких не читайте"). Так вот: это было что-то дюже обличительное, донельзя авторитетным тоном вещавшее советскому человеку о мерзостях эмигрантской прозы. В которой вопиющая клевета измышлений о нашей прекрасной действительности могла соперничать только с убожеством содержания. Солженицин назывался "единожды солгавшим" (не без изящества), о "Лолите" Набокова говорилось, что это пикантные записки развратной горничной (?).

До сих пор не понимаю, к чему была убогая и совершенно бессмысленная ложь. Но очень хорошо помню впечатление от "Лолиты", когда, спустя годы, читала ее. Это было как вихрь, темный смерч, внезапная вспышка света, более черного, чем сама чернота. "Ло, Ло-ла, Ло-ли-та"; "Убил ты Куил-ты", слова и выражения, образы, оттиски, мгновенные отпечатки негативом на внутренней стороне век. Невыносимая смесь жуткой в своей сути извращенной страсти и нежной бережной трепетной любви.

Кадр из фильма "The Luzhin Defense" (2000, Великобритания) режиссера-сценаристки Марлен Горрис (Нидерланды)

И стиль, это хотелось проговаривать, трогать языком, слушать звучание. Читать научилась самостоятельно в пять, сразу "про себя", минуя чтение вслух, а тут необходимость восстановить промежуточные стадии восприятия: глаза, голос, уши. Нельзя, просто невозможно упустить ни крошки с пиршественного стола, щедро накрытого дядькой с одутловатым лицом, энтомологом, блестящим питерским мальчиком, единственным русским писателем, приручившим и покорившим английский язык. Который говорит о кошмарных вещах так, что хочется скулить от невыносимой нежности.

После много Набокова. "Другие берега" - то же наслаждение стилем при том, что совсем не помню, о чем. "Обскура" - обескураживающая надолго поселившаяся в душе боль. С чего, от чего? И понять не можешь и забыть-выбросить из памяти не получается. "Защита Лужина" особняком, совершенно мимо, единственное набоковское, не тронувшее ни ума, ни сердца. Пол-жизни назад. Равнодушно констатируешь: Чего и ждать от шахматистов, все они безответственны и слегка не в своем уме (первый муж был шахматным вундеркиндом). И надолго эта повесть украшается во внутреннем реестре ярлыком "Бывают у гениев неудачи".

Перечитала сейчас. Как хорошо!

Маленький человек, катастрофически не умеющий отыскать такого места в пространстве, какое мог бы приспособить к себе и к которому мог бы приспособить себя. Острые углы этого мира, одним набивающие синяков, другим придающие ускорения, ощетиниваются в его случае шипастыми зазубренными крючьями и норовят вырвать куски плоти. Болезненная гиперчувствительность, как компенсация или дополнение к шахматной гениальности. В финале погубившей.

И не спасает от череды потерь и поражений встреча с прекрасной заботливой доброй женщиной. Лишь отсрочивая финальную катастрофу. Бездомность не в квадрате даже или в кубе, но в степени, стремящейся к абсолюту. Все действие, как цепь потерь того места на земле, какое можно назвать своим пристанищем и выход из мира, как апофеоз: "остановите Землю - я сойду"

Или вот так: он пришел в этот мир с миссией отстрадать его болями концентрированно, несовместимый с величиной тягот уровень реакции на них, чрезвычайно низкий болевой порог. Не тонкокожесть, но лишенность кожи в большинстве ситуаций. Не Агнец, но Козел Отпущения. Она пришла с миссией Спасать и Заботиться. Они встретились, честно отработали свои уроки, придали Миру необходимое ускорение, чуть откорректировав направление его движения (микронно и в правильную сторону). И заслужили каждый свое.

Или еще вот так. Какая фигура в шахматах наиболее уязвима и наименее способна производить действия? Правильно, Король. А какая сильнее всех, с наибольшей способностью к действию, целью имеющая защитить Короля? Ну конечно, Королева, она же Ферзь. Беспомощный гениальный Король встречает верного своего Ферзя в сложнейшей, пронизанной причинно-следственными связями конфигурации. Которая на тысячу порядков сложнее шахматной игры, но подчиняется тем же, единым для всех, законам и зовется жизнью.

Оба они где-то недотянули, чего-то недоработали. Взвалили на себя слишком многое, не имея прокачанными душевных и физических мышц, потребных для такой работы. Заплатили локальной неудачей своего проекта. Но какаие-то критические куски мироздания укрепили, высветлили и сгладили. Мир не только велик, но и един и никакие усилия не пропадают в нем даром. Прорастают в коллективном бессознательном.

Такая вот многовариантность трактовки. Так на то же и гением был Набоков.