понедельник, 21 декабря 2015 г.

Женщина и кровь. Выбор, вечность




Леди долго руки мыла,
Леди крепко руки терла,
Эта леди не забыла
Окровавленного горла.
Леди, леди, вы как птица
Бьетесь на бессонном ложе.
Триста лет уж вам не спится.
Мне лет шесть не спится тоже.
Ходасевич.

Оттого ли, что прочитана прежде других трагедий Шекспира или по множеству связей, что протянулось к произведениям, героям, ситуациям, которые глубоко затронули - "Макбет" на втором месте среди шекспировых трагедий. Первое у "Гамлета", как иначе. Безупречный в совершенстве артефакт; чаша, налитая архетипическими ситуациями до выгнутой поверхностным натяжением линзы; дивной красоты монологи; и там бедняжка Офелия и, ах, да что говорить - сам Гамлет. А на втором не Отелло, с его "За муки полюбила, за состраданье к ним", не "Ромео и Джульетта" - Меркуцио хорош необычайно: "Все это Меб!" и Кормилица, н-но, не то. И уж конечно не "Буря", в которой вовсе никакого толку не поняла. А больше трегедий его и не читала. Комедии - другое дело, их люблю, но теперь не о них. 
 
Макбет. Обложка книги, созданной студентами Advanced Design at Oak Park High School. 15 первых страниц издания можно посмотреть здесь. Нажать на PREVIEW
"Макбет" лег скользким шариком свинца в ту душевную нишу, где черное бессмысленное злодейство ждет заслуженная кара, как в финале народных сказок. С той разницей, что начальным посылом жажда власти, а не зависть и ревность - мотивы, которые легко понять любому. И наказание приходит не извне - изнутри. Скользким, потому что наслаивать впечатления на изначально положенное не получилось. Замечали ли вы: в абсолютном большинстве случаев действует принцип жемчужницы: песчинка первого впечатления попадает внутрь тебя и если края ее достаточно остры, они причиняют дискомфорт, требуют сглаживания, адаптации, душевной работы по обволакиванию ранящей кромки слоями перламутра.

пятница, 11 декабря 2015 г.

Об избыточном: телесном, словесном, сокрытом – в себе


Текст: Майя Ставитская

"Каждый, кто проникает, думает, что он проник первым, тогда как он всего лишь последний член в ряду предшествующих, пусть даже первый в ряду последующих, и каждый воображает, будто он первый, последний и один-единственный, тогда как он не первый, не последний, и не один-единственный в ряду, что начинается в бесконечности и продолжается в бесконечность"
Джойс "Улисс"


Фраза из романа относится не к чтению интеллектуальной литературы. Отнюдь. Там все касается вещей плотных и плотских, и площадных - точно не утонченных. Обманутый в очередной раз муж, который сам не без греха, размышляет о природе отношений между мужчиной и женщиной, прежде чем нырнуть в постель под теплый уютный бок супружницы. Ах, ну что за балаган, право! Блум не Одиссей, Моллиган не Пенелопа и Стивен не Телемах. Ни разу!
Улисс, он каким должен быть? Правильно, брутальным, истинным мачо, "сочетающим секс с холодком ЭВМ" Даром , что ли, любимец Афины? Богиня мудрости из зевсовой головы рожденная абы какого смертного покровительством не удостоит. Герой Трои, поджарый и мускулистый, прежде занятную штуку с лошадью придумал ("Бойтесь данайцев, дары приносящих"), переломив ход бесконечного противостояния; после странствовал четырнадцать лет по морям-по волнам. И все время оставался безусловным лидером своей команды. А напоследок перебил хренову тучу претендентов на благосклонность жены, заодно уж с ее служанками и корабли их пожег - гулять, так гулять

вторник, 8 декабря 2015 г.

Юный Гессе в кругу друзей, или О непрерывности мира

Текст: Елена Невердовская


Когда разговор заходит о Германе Гессе, то, конечно же, я не попаду впросак, - знаю кто он, и да, когда-то читала. «Игру в бисер» и маленькую книжку рассказов из библиотеки «Иностранной литературы», изданную в конце 1980-х. А дальше темное пятно. Или белое, полный туман. Ничего не помню. Вот так бывает. Провал. В памяти – только название одного рассказа «Последнее лето Клингзора» и только образ женщины в красном на фоне зеленого холма. Вообразила себе во время чтения, очевидно. И сшила себе платье из красного атласа, широкий балахон, чтобы ходить в общаге на танцы.

Германн Гессе (внизу справа) в кругу друзей из Кирххайма. Otto Hofmann: Hermann Hesse (rechts vorne) und sein Kirchheimer Freundeskreis, 1897-99.
Schiller-Nationalmuseum/Deutsches Literaturarchiv, Marbach.

Платье давно истлело, общежитская жизнь в прошлом. В настоящем – время читать, нет не Германа Гессе, а Hermann Hesse с двумя едва выдыхаемыми «х». Поводом, нет, легким толчком стало не прибретение книги и не соблазнение чужим услышанным или прочитанным мнением, а дом в швабской глуши - историческое здание провинциального фотоателье, где была сделана, предположительно, в период 1897 -1899 лишь одна фотография молодого писателя. Германн Гессе в кругу друзей.

Ателье Otto Hofmann. Музей под открытым небом Beuren. Фото: Елена Невердовская

понедельник, 7 декабря 2015 г.

Книги – это слова. На слух, на вкус, на ощупь. Часть первая

Текст: Майя Ставитская

"Да будь я и негром преклонных годов..." В кабинете русского-литературы над доской вырезанными из пенопласта буквами. Ленин - оно конечно, велик, - думалось, - Но чтоб взять вот так, да и выучить русский только за то? Хлипкая мотивация, на деле оказалась единственно верной. Все, что делаешь, руководствуясь значимыми для себя самого соображениями, имеет больше шансов на успех, чем социально навязанное. Хотя бы даже казалось, что там здания из стекла и бетона, а здесь воздушные замки.


Пока объясняла себе старательно, что стыдно в современном мире английского не знать; и может быть когда-нибудь поеду, как без языка буду; и новые перспективы откроются; профилактика альцгеймера, опять же - все было ни о чем, все пустое Стоило признаться: хочу читать Кинга на английском - в сторону языка повлекло с неумолимостью водоворота. Даже не так, гравитация проявилась, притянуло. С французским был "Маленький принц" Экзюпери, с испанским Исабель Альенде (написано много, на русский язык переведено - по пальцам одной руки пересчитать можно). На итальянском ничего не читала, как-то не сумела придумать, зато по-немецки Ремарка, а по-португальски Коэльо и мне без разницы, что говорят нынче все, кто есть кто-то.

понедельник, 30 ноября 2015 г.

Как читать «Улисса» Джойса, набросок маршрута. Читатель - читателю




Книги как люди. Есть среди них глубокие, а есть пустышки. Сверкающие нестерпимым блеском и скучные серо-мышастые. Популярные, что у всех на слуху и такие, о каких лишь ограниченный круг знает (из которого каждый раздувает щеки и старается не забыть, что он - Гигант Мысли). А читала из этого круга едва сотая часть. А понявших - и того меньше. У книг, как у людей, свои судьбы. Джойсов "Улисс" - роман счастливо-трагической судьбы. Все, кто есть кто-то, знают его, относясь с хотя слегка ироническим, но почтением: темна-де вода во облацех. И филологи изучают в обязательном порядке, однако спроси о чем-то, относящемся к сюжету или деталям, почти наверняка услышишь «да я не помню», каковой эвфемизм заменяет честный ответ "не читал/а".
Да, величайший из романов двадцатого столетья; да - сокровищница мысли и фейерверк стилей; да - разобран на цитаты (и разбирается и будет продолжать разбираться); да - в Ирландии - национальная достопримечательность, день 16 июня известен как Блумсдей (в честь героя) и чтения избранных отрывков проходят в Дублине на местах, описанных в нем; да - туристическая индустрия подсуетилась с экскурсионным маршрутом "Дублин Джойса" и всякий желающий может повторить блуждания Леопольда Блума и Стивена Дедала. А все ж никто не читает.
Маршрут в Блумсдей, позаимствована с сайта CANTIERI PERMANENTE, где можно найти невозможно прекрасные плакаты разных лет
Уныло-рутинная обязаловка, предписывающая филологам непременное изучение, остается "прохождением", наподобие того, как проходится (мимо) "Онегина", "Войны и мира" и "Преступления и наказания" в школе. По той же причине - не может человек молодой, даже и неглупый воспринять полной мерой вещь, понимание которой требует жизненного опыта, энциклопедической эрудиции, знания многих языков, а также - последнее по счету, но не по значимости - отменного знакомства с историей Ирландии и реалиями ее жизни времен написания романа.

среда, 11 ноября 2015 г.

Чтение in progress. Роман как бесконечная книга



Текст и фото: Елена Невердовская

Город как светящаяся точка на поверхности земли, один из. Шаманский круг.  

"если для преодоления гравитации нужна огромная физическая энергия, то для вырвавшихся за пределы шаманского круга нужна огромная психическая энергия 

некоторые метафизические рассуждения по поводу "но вечно жалок мне изгнанник" 

в шаманском круге существуют ритуалы, которые позволяют поддерживать баланс психической энергии". 

  
Это цитата из романа Александра Ильянена "Пенсия". Страница 137. Для удерживаемых внутри "шаманского круга" очевидно, мира вне просто нет, земля плоская, покоится на… Неважно, на чем. Эта мысль пришла мне в голову по контрасту, из-за совпадения двух событий. Или реальностей. Или, лучше сказать так - временного совпадения для меня реальности события "жизнь для Веры", акции петербургских художников, собирающих деньги для лечения маленькой девочки, и виртуальности романного пространства.  
Художники выставляли свои произведения для благотворительного аукциона, он- и офф-лайн. Чудесные, знакомые, близкие и понятные и такие узнаваемые. Ведь 18 лет жизни в городе даром не проходят - и я видела этот сумеречный свет и эти шершавые стены, ходила улицами, вдыхала тот же воздух, выдыхала такие же слова, думала схожие мысли, сохраняла в памяти подобные образы. 
Пролистывание, прокручивание фотографий работ художников на стене фб подтвердило - это уже история. А я ее сторонний зритель. Хотелось же быть участником и помочь: я рассказала про "жизнь для Веры" знакомым галеристам в Дюссельдорфе, и показала им работы. И в момент показа, прокручивания, пролистывания виртуальных картинок, осознала, насколько же они - "внутренние", огражденные от мира своим "шаманским кругом", насколько они чужие и "не от мира сего", непонятные, не в ногу. Локальное не как тренд, локальное как провинциальное.
Разочарование, в каком-то смысле. Потому что люблю. 
И вот, как контраст, слова, вязь, "весёлое ремесло" Ильянена: 

"для того, чтобы вырваться из шапанского круга затрачивается почти вся психическая энергия (необходимая для творчества, например). Остаётся лишь витальная энергия 

и когда Рахманинов пишет "потеряв родину, я перестал сочинять" это не просто фраза 

good news для наших дорогих изгнанников: родина как дао может расширяться и сужаться. Пример Сергея Спирихина (мемуары "человека с парашютом")" 


Читаешь те, эти слова, то падаешь, то выныриваешь из шаманского круга вслед за персонажами,

среда, 4 ноября 2015 г.

Ты никогда не одна. Цвет, Сван, Пруст

Текст: Майя Ставитская

Трудно представить человека, который по собственной воле и ради удовольствия взялся бы читать "В поисках утраченного времени" Марселя Пруста. Это из гипотетического культурного багажа, который должен быть в активе всякого образованного человека, а на деле, если где и имеется - то в пассиве (настолько глубоком, что сам носитель не в состоянии сыскать). У меня долго среди шедевров мировой литературы, о которых надо бы составить представление, да все смелости не могу набраться. Все огромное семикнижие там и останется, полагаю, но первую часть "В сторону Свана" прочла честно.
Не случись "Топологии пути" Мераба Мамардашвили, черед для произведения мог так и не прийти, но в цикле лекций настойчиво упоминается первый роман. это, фактически, построено вокруг него и феномена воссоздания утраченного, которое главной темой магнум опус великого модерниста. А Мераб Константинович помог мне разобраться со сложными и запутанными вопросами, к которым не чаяла подобраться. Благодарная признательность к нему сподвигла на чтение "В сторону Свана".


Это и отчасти упоминавшееся им полумистическое совпадение, когда эстафету человека, серьезно разрабатывавшего какую-то тему, подхватывает после его смерти другой, часто с первым не знакомый, двигаясь в русле другого вида деятельности: "литература-кинематограф", в данном случае. А дальше "философия", если не пренебречь трудом автора "Топологии". Такого рода вещи, никак не связанные с теорией реинкарнаций, но наводящие на мысль о том, что идея, которой потребно воплотиться, отыскивает с уходом физического носителя другого человека, готового воспринять. И дар не исчезает бесследно, но, ищет реципиента, способного развить и продолжить, о таком приходилось серьезно думать.

понедельник, 2 ноября 2015 г.

А был ли Фауст? Смерть и начало второй жизни

Текст и фото: Елена Невердовская

Штауфен. Рыночная площадь


Немецкие подростки стонут, читая в 21-ом веке трагедию «Фауст», которую Гете начал писать, будучи еще молодым человеком, в 18 веке, а закончил в преклонном возрасте уже в 19-ом. Я тоже читала в юности, правда, в переводе. Помню только отдельные сцены, Черного Пуделя, Маргариту, но определенно знаю, что не стонала, не причитала и не скучала. Более того, чуть позже меня увлекла книжка «Легендао докторе Фаусте» из серии «Литературные памятники». Своего рода, литературный детектив, поиски в прошлом следов реального чернокнижника, астролога и некроманта, и отделение подлинных событий от более поздних мифотворческих наслоений. Хотя саги, легенды, оперы, поэмы, реминисценции и цитирования не менее интересны.
 
Портрет Фауста. Неизвестный художник 18 века
- А знаете, - сказала я несчастным подросткам, мучающим Фауста по школьной программе, - а мы были в трактире, где умер Фауст!
- Может быть, Гете? – поправили меня современные всезнающие школьники, - ведь Фауста не было, он просто легенда.
Я набрала побольше воздуха в легкие,

четверг, 29 октября 2015 г.

Калевала. Простая магия имен

Текст: Майя Ставитская

Выныривает из потока машин минивэн с бортовой надписью "Kalevala", материализуется рядом с тобой, какое-то время едете вместе, потом твой ряд ускоряется, оставляя позади движущуюся рекламу. Чего? Фитнес-клуба, финской краски, кафе? Поди разбери, а на душе потеплело, словно что-то родное встретила. Так давно это было. У бабушки на осенних каникулах не то в первом, не то во втором классе. Она собиралась печь домашнее печенье и вымесила тесто, такое вкусное, что, отщипнув кусочек попробовать, не удержалась и еще один. А потом еще и еще парочку.
А потом стало плохо. От слова "очень", нельзя сырое тесто безнаказанно жрать, когда ты ребенок, недавно перенесший желтуху, а тесто это жирное невозможно песочное (потому и набросилась, что диета и все паровое-пресное-дистиллированное). И вместо того, чтобы радоваться жизни на осенних каникулах, лежишь с книжкой, прихлебывая ненавистный отвар девясила (дюже для печени пользительного). И читаешь "Калевалу". Потому что с картинками. Ну и что, что в стихах, Пушкина сказки тоже стихами, читаем же!

Калевала. Иллюстрации М.М. Мечева, из собрания Национальной библиотеки Республики Карелия, источник
http://fulr.karelia.ru
И потом, стихи читать быстрее - в строчке по три-четыре слова, не успела оглянуться, страница уж дочитана. И они не совсем стихи, рифмы привычной нет, но есть что-то, что заставляет думать именно, как о поэзии. Внутренний ритм, напевность. И не слишком длинные главы, перед каждой, как в "Чиполлино", краткое содержание; простой язык, нет занудных скучных описаний природы (в детстве ненавидела); а о битвах так, словно видишь их.
И там есть волшебство, колдовство, ведьмы, так увлекательно и страшно. И еще, все они, в этой Калевале похожи на персонажей из "Руслана и Людмилы", помните фильм Птушко: "Герой, я не люблю тебя!" - история черноморова брата и Наины словно со страниц этого сказания сошла. Нет сквозного сюжета, дробно, осколочками: об одном богатыре и чародее, о другом, о третьем. Только Сампо все вместе едут похищать. Ах, что за прелесть эта Сампо и как жаль, что в море утонула. Хотя воровать нехорошо, нет? Но ведь у ведьмы Лоухи, наверно нормально. И потом, Ильмаринен сам ее выковал.
Так и осталась для меня "Калевала" совершенно родной, простой и уютной историей, чередой сказок и удивительно было узнать, выросши, как мало людей имеют представление об этих сагах. Рунах - так правильнее. Потому что составляющие ее главы называются рунами, совсем как германский алфавит и гадательная техника друидов, но то потом будет, много позже. И еще один красивый страшный фильм, премьеры которого ждали 10.10.10. (вышел на экраны позже), "Темный мир".

Калевала. Иллюстрации М.М. Мечева, из собрания Национальной библиотеки Республики Карелия, источник
http://fulr.karelia.ru

Парой месяцев раньше в кинотеатре увидели трейлер перед сеансом и стали ждать. Хотим смотреть. Ну когда? Это же так интересно, сказания русского севера, который уже не вполне Россия и не совсем Финляндия, озерные ведьмы.

вторник, 27 октября 2015 г.

И тайны, куда у Диккенса без мрачных тайн?

Текст: Майя Ставитская

Ужасно, что не могу вспомнить, у кого из чехов, Чапека или Гашека, этот рассказ. О любви к чтению и пресыщенности, которая мало-помалу овладевает искушенным читателем. И о том, что все уже, вроде бы перепробовано: любовные, исторические, приключенческие романы, романы воспитания и эпические саги и все хорошо, да все не то. И тогда мы садимся в кресло ненастным днем и раскрываем взятый с полки, что на расстоянии вытянутой руки, много раз перечитанный том Диккенса.


Читаный девчонкой, этот рассказ стал действенной прививкой от сожалений об упущенных возможностях прочесть Диккенса "вовремя". Для него будет подходящее время в любом возрасте и вернуться никогда не слишком поздно. Это вступление к тому, что "Холодного дома" не читала. В свой диккенсов период прочла семь или восемь романов, не впечатлившись ни "Оливером Твистом", ни "Пиквикским клубом", из "Эдвина Друда" вынеся только знание, что мертвые тела растворяются негашеной известью, но кости нет (остро необходимое двенадцатилетней девчонке знание).

среда, 21 октября 2015 г.

Виноградники Господа: соблазняя, пропагандируй


Текст и фото: Елена Невердовская


Лукас Кранах Младший. Поврежденная кальвинистами створка алтаря

С одной стороны, правильно кальвинисты уничтожали алтари, росписи, картины. Ведь изображение - это что? Это чистый эрос, соблазн, введение во грех желания и обладания. И правильно, что Мартин Лютер протестовал против варварства кальвинистов, ведь как человек безграмотный может придти к богу, в обновленную, лютерскую церковь, как не через картинку, соблазняющую вечным, юным, прекрасным.  

Lucas Cranach der Jüngere, Weinberg des Herrn, 1582 © Johann-Friedrich-Danneil-Museum Salzwedel, Foto: Jürgen M.Pietsch
 Вечное и прекрасное создавали для новой веры / церкви Мартина Лютера Кранахи, Старший - друг реформатора, и Младший, его наследник. Их мануфактура - своеобразный бизнес-проект, стартап, как незамысловато по-русски говорят в наши дни о таких начинаниях, - пример удачного совпадения места, времени и изменений, породивших новые потребности. 
Лукас Кранах Старший основал фамильное дело. Он был удачливый бизнесмен и талантливый художник, патриарх, отец семейства. В его ведении были: живописная мануфактура, типография, аптека, винная лавка. Один из сыновей, Лукас Кранах Младший, смог продолжить дело отца - он был не менее удачлив и не менее талантлив. Внуку не повезло - на нем и закончился столетний рассвет мануфактуры.  

вторник, 6 октября 2015 г.

"И кого-то обнял кто-то", lovestory со счастливым концом

Текст: Майя Ставитская

"Любовь и бедность навсегда меня поймали в сети. По мне и бедность не беда, не будь любви на свете". Так у Роберта Бернса, хотя бы даже и знакомы были со строчками посредством песенки одиозной Донны Розы. То есть, вы понимаете, Калягина, исполняющего роль мелкого воришки и бродяги, выдавшего себя за богатую тетушку из Бразилии. И таково уж очарование этого фильма, что смысл песни нивелируется, уравнивается с фразами о Бразилии, где в лесах много-много диких обезьян и о том, что старый солдат не знает слов любви. Такой себе еще один легкомысленный гэг в ряду других.
И странно бывает понимать в какой-то момент, что совсем о другом стихи. Что они горький укор несправедливости мироустройства, которое предполагает для бедняка возможность полюбить богачку. Ну или наоборот. Хотя последнее, как раз, более менее разрешимо: когда у тебя есть финансовая независимость и ты любишь кого-то, ниже себя на имущественно-сословной лестнице - в руках твоих мощный рычаг воздействия на ситуацию. Которым воспользуйся грамотно - и почти обязательно предмет любви будет твоим.


А как же истории о роковых любовях богачей, бросающих к ногам бессердечных равнодушных красоток состояния? Да никак, вы много такого в реальности видели? Ну хотя бы один случай можете назвать? То-то же. Имеет место быть в литературе, как отвлеченность. Романтичная и красивая, но к реальности почти без отношения.

суббота, 3 октября 2015 г.

О мистическом, что по ту сторону всяких идеологий

Текст: Майя Ставитская

"А "Дикую охоту короля Стаха" видела? Нет? Да ты что? Вообще ни разу? Ну как будут по телевизору показывать, посмотри. Такое классное кино, такое страшное!" И конечно, не выдерживаешь, начинаешь канючить, чтоб рассказали. Советское время - это тебе не нынешнее: "Я не спойлерю". Неизвестно, когда покажут кино по ТВ снова. а если покажут, то в какое время - может тебе посмотреть не удастся. А о том. что существует где-то литературный источник, и не думаешь. Что толку, все равно не купишь в книжном и не возьмешь в библиотеке. Там "Малая земля" с "Целиной" в больших количествах, а как что интересное - иди, умойся.
Помнится, тетушка таким макаром рассказывала циклом с продолжением "Консуэло", а любимая подруга Аленка - "Анжелику". И в обоих случаях литературный источник, когда случилось добраться до него, разочаровал. Хотя может дело в возрасте. Книги приходили к молодой женщине, которой такого рода истории были скучны уже, а расказывалось жгучим интересом разрываемой девчонке. К слову, все они: И "Дикая охота", и "Консуэло", и "Анжелика" в мистической ее части оказались тем же, чем "Женщина в Белом" Уилки Колинза - сеансом магии с последующим разоблачением. Историями с мощной инфернальной составляющей, к финалу оказавшейся кознями и происками мошенников, прикрытием для их грязных дел.

В те времена по-другому не бывало. Цензура ограждала читателя от вещей, в которых мистика и потустороннее не обрашались к финалу в ничто, но существовали самостоятельно. Защищала не менее сурово, чем от антисоветчины. Ненадежные они, советские люди, покажи другие пути, так и повалят валом - не за бугор, так в мистику-религию. Сегодня, когда магический реализм заполонил все возможные ниши, можно и как благо воспринять. Но стоит помнить, что вал бывает мутен и несет с собой кучи мусора. А все-таки, коли вошло в нашу жизнь спокойное принятие того, что "есть, друг Горацио", значит наконец готовы принять и увидеть это.

четверг, 1 октября 2015 г.

Джокер или глюк, монетка из последнего романа

Текст: Майя Ставитская

О романе Пелевина "Смотритель"
Знаете, что такое трендсеттерство? Это умение предвосхищать тенденции, чувствовать, что будет актуальным завтра и даже послезавтра, вводя в обиход уже сегодня. Оскар Уайльд, к примеру, был трендсеттером. Да, о зеленой гвоздике, которую вслед за ним вдели в петлицу все лондонские модники. К несчастью для писателя, слишком смелые прозрения опасны, открытое признание собственной гомосексуальности, опередившее настроения общественного бессознательного не на год, а на век, стало причиной гибели его. Это к тому, что у Пелевина по части трендсеттерства все отлично. Потому и стал самым влиятельным в российской словесности лицом.
Нет, я не фанатичная поклонница. И по части стиля знаю много лучше, и уровень глубины его произведений, как по мне - не то, чтоб очень. Эрудированность, умение виртуозно жонглировать понятиями, соединяя несоединимое с изяществом и непринужденностью ярмарочного факира, которые вдруг в один неуловимый миг ставят тебя перед лицом грозного мага и чародея. Да полно, скажешь тоже: Маг, погляди внимательнее, он и в самом деле с ярмарки, только деревенский простофиля, Ванька-дурачок, которые продав корову, проигрывает деньги в наперстки. И ты готова уже согласиться: "Обозналась, Батенька, посыпаю голову пеплом". Поднимаешь глаза - на месте давешнего лоха вида сумрачного рыцарь в фиолетовых доспехах.

Все потому что он Джокер. Многолик, изменчив, как ртуть, скользит, переливается холодным радужным сиянием. В руки не возьмешь, к сердцу не прижмешь ("Такой пусечка, так бы и расцеловала" - это не про Пелевина) и вдыхать долго - опасно для здоровья. Но самая занятная игра, м-мать ее - скатывать в один шарики странного этого металла (кому доводилось в детстве разбивать градусник - поймет). И еще денежки. Медяха, побывавшая в контакте, сверкает дивным серебряным блеском. Почти как глюк, монетка из последнего его романа. С той же степенью ликвидности, когда игра окончена.

среда, 30 сентября 2015 г.

Священное Писание, история одного перевода



Текст и фото: Елена Невердовская
 
Воскресение. Лукас Кранах Младший
 Собственно, что я знала о Лютере и Реформации до поездки в Виттенберг? Пришёл дерзкий мужик, прибил молотком свои тезисы на дверь церкви, - и, пожалуйста! Тридцатилетняя война, католики убивают протестантов, протестанты - католиков. Сжигают города, вырезают деревни. Смерть. Гугеноты бегут из Франции, им строят дома в Бадене, их привечают в Гессене и Нижней Саксонии. Раздор и смерть, и чужбина. Это все будет потом, после смерти Мартина Лютера. 
Главная площадь Виттенберга. Памятник Мартину Лютеру перед зданием ратуши
 Да, но до этого было озарение, мысль: милосердие божье - в вере. Справедливость – в вере и милосердии. Не в ритуалах, не в законе.  
Что я знаю о Лютере сейчас? Много больше. И не только о нем. Я побывала в Виттенберге, где мне рассказали историю, место действия которой - одна совсем недлинная улица. 

Виттенберг 
На одном конце главной улицы возвышается замок курфюрста и церковь, где хранятся и выставляются собираемые им реликвии; 

Дворцовая церковь князя Фридриха Мудрого
 на другом - бывший монастырь августинцев, дом Мартина Лютера; посередине, напротив городской ратуши, жил в то же время Лукас Кранах Старший, затем его сын, Лукас Кранах Младший, рядом располагалась их мастерская, лучше сказать - верфь, мануфактура, собственная типография, собственная аптека;

Мануфактура живописи и типография Лукаса Кранаха, Старшего и Младшего

Дом семьи Кранахов
между домами Кранаха и Лютера - университет и жильё Меланхтона, одного из профессоров, который был соратником и другом Лютера, помогал при переводе библии на немецкий. В те года, когда все начиналось, Меланхтон был таким же "апостолом" новой веры, как Лютер. Что я знала о нем до посещения Виттенберга? Ровным счётом - ноль. 

воскресенье, 20 сентября 2015 г.

География птичьих перелетов. О Сельме Лагерлеф

Текст: Майя Ставитская

Много раньше Стига Ларссона и его татуированной девушки. И прежде Линдквиста с несчастными жестокими детьми. И до Туве Янссон с муми троллями. И даже опередив нежно любимую Астрид Линдгрен. Что уж говорить о невразумительном Пере Валё с "Гибелью 31 отдела", о которой только и помню, что эту мутотень издали под одной обложкой с "Ловушкой для Золушки" Жапризо. Сельма Лагерлёф стала первой шведской писательницей. Именно о чтении говорю, потому что нельзя ведь было расти в Советском Союзе и не видеть мультиков про Карлсона и муми-троллей.
Игра "Путешествие Нильса на диких гусях", такая, с игровым полем, кубиком и фишками. Это невразумительное развлечение было самым популярным предметом дарения советским детям. Каких только не валялось дома с вечным: "Ты не успела вернуться с бала до двенадцатого удара часов, передвинь свою фишку на 24 хода назад". Они, правда, бестолковые были. Картонное игровое поле ощутимо сохраняло следы сгибов и норовило где приподняться. где опуститься, разложенное. Слишком легкие фишки то и дело падали, в какой-то момент надевались игроками на пальцы, изображая когти неведомого чудища (и в этом качестве имея больше успеха), потом вовсе терялись. Легко заменялись пуговицами или копеечными монетами, да фабула игры так скучна бывала, что даже такой элемент интриги не оживлял ее.


Но в этой коробке, кроме перечисленных атрибутов скуки и муки, была еще маленькая книжка. Форматом, как нынешние инструкции к бытовой технике и с той же степенью завлекательности изданная: сплошь убористый текст, без картинок. Очевидно, в помощь взрослому, который вздумает приобщиться педагогических радостей и станет играть с детьми, попутно объясняя все "вернись на три хода назад". Но это было необычно, правда ведь? Читать к семи, что ли, годам умела хорошо, а о Нильсе слыхом не слыхивала и с таким - книжка в коробке, столкнулась впервые. И начала И это оказалось чудесной сказкой.

четверг, 10 сентября 2015 г.

Игра, играет, проиграл. О реально необходимом

Текст: Майя Ставитская

"Homo Ludens". Йохан Хейзинга.
Давно думала его почитать. С того времени, почти два года назад, когда услышала об "Игре в бисер" Гессе. Не решившись еще подступиться к роману, искала мотивационных побуждений, обкладывала себя флажками, направляющими в верную сторону, тогда же и услышала-прочла впервые о "Homo Ludens". А потом, перечитывая "Жука в муравейнике", "Волны гасят ветер" Стругацких с этим термином людены столкнулась и анаграмма "нелюди" показалась неплохим, но лишь одним из возможных объяснений. Глубже хотелось понять. И снова вспомнила, что есть такая работа в культурологии "Человек играющий".



А задолго до того, читая игровые книги Эрика Берна, лично мне многое объяснившие в поведении окружающих ("Игры, в которые играют люди", "Люди, которые играют в игры") тоже думала о том, что это - популярная психология, а хотелось бы более фундаментальных каких-то знаний об Игре. Пришло время. Хейзинга нужно иметь в активе. Не ради возможности потешить снобизм, ввернув при случае: "У Хейзинга есть об этом" (кстати, не разобралась, склоняется или нет фамилия, буду уж оставлять несклоняемой). Человек, сочетающий академическую ученость с даром говорить о предмете увлекательно, доступно, интересно.
В начале книги автор рассказывает, как упорно сопротивлялся попыткам редакторов пригладить на их манер название своей работы "Игровой элемент культуры".

среда, 9 сентября 2015 г.

В поисках невидимого сюжета и неуловимого автора

Текст: Майя Ставитская

Как стану старушкой, убеленной сединами, напишу, пожалуй исследование литературных мистификаций, имевших место в российской словесности XX-XXI в-в (первой половины, вторую не захватить мне). Добросовестное, с тщательным анализом стилистических особенностей рассматриваемых авторов. Сочетающее безупречную академичность с увлекательностью. Читать никто не станет, но то не суть. Важно насытить пространственно-временной континуум ментальной энергией надлежащего качества. А может и прочтет кто.
Будет в нем место многочисленным рукописям, найденным в бутылке, каковым приемом авторы ативно и не без изящества пользовались. Мгновенно и навскидку Стругацкие, Битов, Лазарчук. Вроде и не обманывает никого прием и целью не имеет ввести читателя в заблуждение, но для чего-то же нужно было чуть дистанцироваться с самого начала от авторства? И произведения, отданные автором персонажу. Как у Булгакова, Набокова, Пастернака, снова Стругацких и Лазарчука с Успенским. Так или иначе, солидная доля условности в начальном уже посыле, в правилах игры.


Но были куда более изощренные вещи. Как Черубина де Габриак, яркой звездой вспыхнувшая на небосклоне Серебряного века. За фигурой красавицы католички Елизавета Дмитриева и Максимилиан Волошин. Или Василий Шишков с "последним, чуть зримым сияньем России на фосфорных рифмах последних стихов". Не только создал Набоков, но и отдал лучшее из своих стихотворений. Посконно-домотканный советский период ничем подобным не вспоминается. Но это от малой образованности моей, уверена. Есть тенденция такого рода литературных игр, значит продолжались и сами они: тщательнее закамуфлированные или в виде писания "в стол".
Но падает, разбившись в пыль идолище совка и снова игры с литературными, хм, ну да, мистификациями. Несколько иного, на сей раз оттенка. Как псевдоним Виктория Платова, использованный издательством Эксмо после ухода Виктории Соломатиной для писаний другого автора, о котором (-рой) и упоминать не стоит. И чрезвычайно стилистически разнородные произведения ведущих-обласканных-зацелованных авторов. И, о да, чего стоит одна только Донцова!

"Ты так любишь эти фильмы". Фигль-Мигль

вторник, 8 сентября 2015 г.

Дер Штеппенколобок. Постмодернистская сказка

Текст: Манихей Де Гелугпа

Я от Зайца ушёл, и от Волка ушёл,
от Медведя ушёл,
и от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл,
и от тебя, Лиса, нехитро уйти
(народная сказка)

Пролог-притча
... Давным-давно, когда боги были еще людьми, случилась эта история. Молодые тогда Зевс и Гермес под видом туристов оказались во Фригии и безуспешно пытались устроиться на ночлег. Все им холодно отказывали, а некоторые даже грозились спустить собак. И только в крохотной, но аккуратной хижине, где жили старые Филемон и Бавкида, их встретили как дорогих гостей. Боги сняли сандалии, омыли ноги и прошли в дом. Старики смешно суетились, пытаясь угодить редким гостям. Они были действительно рады приютить незнакомцев. Старуха отправилась было во двор, чтобы пожертвовать единственным гусем, который убегая от Бавкиды, бросился к ногам Зевса, который в свою очередь, не разрешил его зарезать. Тут начались чудеса, и стол сам собой начал обрастать изысканными яствами. Старики задрожали от страха, однако боги открылись им, успокоили и повели за собой на вершину горы. Оттуда они увидели, что вокруг разлилась вода , а их домик превратился в величественный мраморный храм. Как водится, боги пообещали Филемону и Бавкиде исполнить любое их желание. Старики пожелали остаться жрецами в этом храме и умереть одновременно. Желание исполнилось, и Филемон и Бавкида, умерев одновременно и безболезненно, после смерти превратились в два дерева, растущих из одного корня.

***

В тридцать девятом микрорайоне на самом краю большого парка, в маленькой полуторке, на первом этаже пятиэтажного панельного дома жили-были старик со старухой. Жили дружно. Не сказать, чтобы они пылко любили друг друга, хотя может быть и любили, только это было давным-давно. Так давно, что они уже и не помнили насколько давно. Жили одиноко. Бог сначала подарил им детей, дал немного пожить, а потом забрал обратно. С тех пор они тихо и опрятно существовали только вдвоем и только для себя.


Квартира их сверкала чистотой и внутренним покоем. Каждый погожий вечер они пили чай на крохотной веранде, заросшей диким виноградом, и смотрели на улицу. Старики почти не разговаривали друг с другом, все было уже давным-давно обговорено и выяснено. Иногда они улыбались, иногда хмурились, и этого почти всегда было достаточно.
Вместе с ними на улицу изо всех окон смотрели удивительно красивые цветы в глиняных горшках. Их веранда, а вернее лоджия, или даже балкон-лоджия, выходила в маленький палисадник, обнесенный живой изгородью в виде кустов рододендрона и сирени. Внутри палисадника по сезону росли розы, ирисы, тюльпаны, различные сорта нарциссов, а по самому центру струился голубой ручеек из нежных цветов мускари.
Все благоухало и слегка покачивалось в такт ветру и плеску маленького водопада, который соорудил дед из больших и круглых камней. Этот палисадник был так удивительно чист, так продуман, так девственно опрятен, что просто не мог не останавливать на себе взгляды прохожих. Прохожих, правда, было маловато. Досужий люд редко забредал в их микрорайон, расположенный вдали от магистралей и автобусных остановок. Любоваться палисадником могли, прежде всего, соседи или редкие гости, которые приходили к ним.
Нечастых посетителей приглашали на чашку травяного чая, а в холодное время на рюмочку сладкой наливки, которую старуха изготовляла только сама, по рецептам, оставшимся только в ее голове. Черт знает почему, но уже через пару минут у гостя вдруг появлялось странное, ускользающее чувство неповторимости. Возникало ощущение, что никогда уже и нигде он не сможет попробовать такую наливку. Поговаривали, что старуха добавляет какие-то специальные травки. Может быть, но дело было не только в рецептуре. Ко вкусу наливки примешивался неповторимый запах покоя и благостности, который пропитывал каждый кубический дюйм их жилища. Пахло травами, цветами, воском, которым бабка тщательно натирала все деревянные поверхности, и немного манной кашей. Весной теплый ветер добавлял к этому букету густой аромат сирени. Все эти ощущения, чувства и запахи обрушивались на редкого посетителя, топили и душили его. Ему становлюсь нестерпимо и щемяще хорошо. Переживание это было внезапным, иррациональным и оттого пугающим, оно буквально выдавливало посетителя наружу. И как только гость покидал это заколдованное пространство, внешний мир с его плотностью, пылью, грязью, тревогами, сомнениями, неопределённостью и жесткостью представлялся ему если не желанным, то более понятным и уютным. Появлялась чувство опоры.

пятница, 14 августа 2015 г.

О времени и о Сократе

Текст: Лиля Калаус

Борис Стадничук. Сократ: учитель, философ, воин. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2015. (Умные книги для умного возраста).

Литература non/fiction – популярное сегодня словосочетание. Литература «без вымысла» привлекает читательское внимание намного чаще, чем старые добрые романы. Мы привыкли к тому, что художественная литература всегда впереди, что благородный вымысел давно и навсегда одержал победу над «тьмой низких истин», но это совсем не так. В последние десятилетия мир отчетливо устал от вымысла. Читатели не хотят больше опираться на писательские фантазии, они хотят припасть к единственно верному роднику истины – другими словами прочесть о том, «как было на самом деле». Тут, на мой взгляд, кроется немало ловушек, прежде всего – очевидная: «мысль изреченная – есть ложь». Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что любое сочинение non/fiction, будь то мемуары, путевые заметки или биографии, основано исключительно на субъективном авторском видении событий как своей личной жизни, так и истории. И все же таким сочинениям нынешний читатель, наученный горьким опытом многовекового слепого доверия художественной литературе, верит гораздо больше, чем романам.

 Один из самых популярных жанров в пространстве non/fiction – биографии, или, выражаясь современным «киношным языком», байопики. По сути, авторы их находят и пересказывают исторические документы, сохранившиеся от той или иной эпохи. Документов всегда не хватает, особенно, если описываемая персона находится далеко от нас по шкале времени. Задача автора – восполнить пробелы, сконструировав из легенд, баек, чужих пристрастных воспоминаний и документов, оставленных непосредственно героем будущей книги, добротное повествование обо всех этапах жизни этого героя, о его мировоззрении и о значении его в мировой истории и культуре.

среда, 12 августа 2015 г.

Как читали «Лед» Сорокина в 2005 году

Текст: Елена Невердовская


"Лёд" Владимира Сорокина. Нет, не читала, слушала и смотрела, причем не на родном языке, который и есть язык оригинала, а по-немецки. Как такое может быть? Театральный фестиваль RuhrTriennale, сезон 2005 - 2007, Германия, сделал возможным необычную постановку, альтернативный жанр, а именно - "коллективное чтение книги при помощи воображения".  

Szenenfoto aus der Produktion Das Eis“ © Ursula Kaufmann

Я смогла не только тогда, 10 лет назад, отчетливо все представить, но и сейчас отдельные образы книги, сцены, действия персонажей стоят перед глазами. Сюжетная завязка: жестокая тайная секта в сегодняшней Москве, адепты которой охотятся за голубоглазыми блондинами, разбивают им грудную клетку специальными молотками и заставляют сердца говорить. Найти говорящее сердце - как найти спасение, откровение, свободу. 

Szenenfoto aus der Produktion Das Eis“ © Ursula Kaufmann

Персонажи: московская проститутка с бутылкой шампанского, нацисты Третьего Рейха с чемоданчиками, читатели с книгами, сектанты тогд и сейчас, юноша из блокадного Ленинграда – или это было чужое сердце? Реквизит: молот, труп, машина с надписью "Котлета". Тоже из блокадного. Хотя нет, машины не было, это сработало воображение. Она была создана с помощью слов, с помощью звуков, произносимых актерами, точнее, их криков.