Текст: Майя Ставитская
Ужасно, что не могу вспомнить, у кого из чехов, Чапека или Гашека, этот рассказ. О любви к чтению и пресыщенности, которая мало-помалу овладевает искушенным читателем. И о том, что все уже, вроде бы перепробовано: любовные, исторические, приключенческие романы, романы воспитания и эпические саги и все хорошо, да все не то. И тогда мы садимся в кресло ненастным днем и раскрываем взятый с полки, что на расстоянии вытянутой руки, много раз перечитанный том Диккенса.
Читаный девчонкой, этот рассказ стал действенной прививкой от сожалений об упущенных возможностях прочесть Диккенса "вовремя". Для него будет подходящее время в любом возрасте и вернуться никогда не слишком поздно. Это вступление к тому, что "Холодного дома" не читала. В свой диккенсов период прочла семь или восемь романов, не впечатлившись ни "Оливером Твистом", ни "Пиквикским клубом", из "Эдвина Друда" вынеся только знание, что мертвые тела растворяются негашеной известью, но кости нет (остро необходимое двенадцатилетней девчонке знание).
Самые мои - "Большие надежды", роман о любви, выросшей из грязноватой игры и пронесенной через всю жизнь. О человеческой порядочности, милосердии и дружеской поддержке, которые приходят, когда в них более всего нуждаешься, но уже и не ждешь. О том, что никому и никогда не стоит делегировать управление собственно жизнью, каким бы заманчивым это ни казалось и какие бы блага ни сулило. И о том, что каждый сверчок должен знать свой шесток, но лишь тогда, когда мы позволяем себе забыть о благоразумии и расчете, только тогда в нашу жизнь входят чудо и переливчатая искрящаяся мечта. А уж сумеем удержать или уйдет водой сквозь остатки разбитого сердца - вопрос благоразумия и в очень большой мере, удачи.
А вершиной эмоционального слияния и поглощения - "Лавка древностей". Рыдания над судьбой Крошки Нэлл в финале, полу-брезгливое полу-недоуменное, но на донышке где-то подогреваемое теплящейся надеждой (а вдруг повезет?) отношение к деду ее. Интегрированное тогда же на уровень подкорки знание: любые планы мгновенного обогащения - фикция, глупая и опасная мечта; игра порочна, а человек, поддавшийся страсти к ней - раб зависимости, такой же, как алкоголик или наркоман. И первое осознание - взрослые, оказывается, бывают менее детей приспособленными к реальной жизни и они губят детей - такие взрослые. И восхищение моральной твердостью, верностью Кита; и ненависть со страхом, вызываемые Квилпом; и нежность к разгильдяю Дику Свиверелу - остепенившись, спасает таки бедняжку Герцогиню.
Да, а "Холодный дом" не прочла, как-то очень некстати подряд шли Пиквик, Домби и Рождественские повести. Все хуже, хуже и хуже для меня. А тут это название : Что-то, как у Домби будет? - подумала. И закончился тот девичий период Диккенса. Но кому судьба идти с нами по жизни, найдет способ. Читаю "Лекции по зарубежной литературе" Набокова и вот они: Эстер, Джарндис, леди Дадлок, Ада и Ричард, и незадачливый Гаппи, мерзкий Скимпол, кошмарный Крук. И бесчеловечная механистичность судейской машины, равнодушно пожирающей молодость, радость, счастье, надежды, рассудок - самое жизнь.
И тайны, куда у Диккенса без мрачных тайн, похищенных писем, потерянных и воспитанных другими людьми младенцев. И пейзажи, и пафос - лучшего из возможных, рода. И дети, ах, как он любит детей, как помнит собственное детство в рабском бесправном труде, как хочет защитить от этой участи всех малых мира сего (а можно ли представить во времена Диккенса кого-то, обладающего меньшими правами?) Нежность без сюсюканья, деятельная защита, он рыцарь в сверкающих доспехах. И мы непременно вернемся к его книгам. Ну, те, кто действительно понимает толк в чтении.
Ужасно, что не могу вспомнить, у кого из чехов, Чапека или Гашека, этот рассказ. О любви к чтению и пресыщенности, которая мало-помалу овладевает искушенным читателем. И о том, что все уже, вроде бы перепробовано: любовные, исторические, приключенческие романы, романы воспитания и эпические саги и все хорошо, да все не то. И тогда мы садимся в кресло ненастным днем и раскрываем взятый с полки, что на расстоянии вытянутой руки, много раз перечитанный том Диккенса.
Читаный девчонкой, этот рассказ стал действенной прививкой от сожалений об упущенных возможностях прочесть Диккенса "вовремя". Для него будет подходящее время в любом возрасте и вернуться никогда не слишком поздно. Это вступление к тому, что "Холодного дома" не читала. В свой диккенсов период прочла семь или восемь романов, не впечатлившись ни "Оливером Твистом", ни "Пиквикским клубом", из "Эдвина Друда" вынеся только знание, что мертвые тела растворяются негашеной известью, но кости нет (остро необходимое двенадцатилетней девчонке знание).
Самые мои - "Большие надежды", роман о любви, выросшей из грязноватой игры и пронесенной через всю жизнь. О человеческой порядочности, милосердии и дружеской поддержке, которые приходят, когда в них более всего нуждаешься, но уже и не ждешь. О том, что никому и никогда не стоит делегировать управление собственно жизнью, каким бы заманчивым это ни казалось и какие бы блага ни сулило. И о том, что каждый сверчок должен знать свой шесток, но лишь тогда, когда мы позволяем себе забыть о благоразумии и расчете, только тогда в нашу жизнь входят чудо и переливчатая искрящаяся мечта. А уж сумеем удержать или уйдет водой сквозь остатки разбитого сердца - вопрос благоразумия и в очень большой мере, удачи.
А вершиной эмоционального слияния и поглощения - "Лавка древностей". Рыдания над судьбой Крошки Нэлл в финале, полу-брезгливое полу-недоуменное, но на донышке где-то подогреваемое теплящейся надеждой (а вдруг повезет?) отношение к деду ее. Интегрированное тогда же на уровень подкорки знание: любые планы мгновенного обогащения - фикция, глупая и опасная мечта; игра порочна, а человек, поддавшийся страсти к ней - раб зависимости, такой же, как алкоголик или наркоман. И первое осознание - взрослые, оказывается, бывают менее детей приспособленными к реальной жизни и они губят детей - такие взрослые. И восхищение моральной твердостью, верностью Кита; и ненависть со страхом, вызываемые Квилпом; и нежность к разгильдяю Дику Свиверелу - остепенившись, спасает таки бедняжку Герцогиню.
Да, а "Холодный дом" не прочла, как-то очень некстати подряд шли Пиквик, Домби и Рождественские повести. Все хуже, хуже и хуже для меня. А тут это название : Что-то, как у Домби будет? - подумала. И закончился тот девичий период Диккенса. Но кому судьба идти с нами по жизни, найдет способ. Читаю "Лекции по зарубежной литературе" Набокова и вот они: Эстер, Джарндис, леди Дадлок, Ада и Ричард, и незадачливый Гаппи, мерзкий Скимпол, кошмарный Крук. И бесчеловечная механистичность судейской машины, равнодушно пожирающей молодость, радость, счастье, надежды, рассудок - самое жизнь.
И тайны, куда у Диккенса без мрачных тайн, похищенных писем, потерянных и воспитанных другими людьми младенцев. И пейзажи, и пафос - лучшего из возможных, рода. И дети, ах, как он любит детей, как помнит собственное детство в рабском бесправном труде, как хочет защитить от этой участи всех малых мира сего (а можно ли представить во времена Диккенса кого-то, обладающего меньшими правами?) Нежность без сюсюканья, деятельная защита, он рыцарь в сверкающих доспехах. И мы непременно вернемся к его книгам. Ну, те, кто действительно понимает толк в чтении.
Комментариев нет:
Отправить комментарий