Текст: Манихей Де Гелугпа
Я от Зайца ушёл, и от Волка ушёл,
от Медведя ушёл,
и от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл,
и от тебя, Лиса, нехитро уйти
(народная сказка)
Пролог-притча
... Давным-давно, когда боги были еще людьми, случилась эта история. Молодые тогда Зевс и Гермес под видом туристов оказались во Фригии и безуспешно пытались устроиться на ночлег. Все им холодно отказывали, а некоторые даже грозились спустить собак. И только в крохотной, но аккуратной хижине, где жили старые Филемон и Бавкида, их встретили как дорогих гостей. Боги сняли сандалии, омыли ноги и прошли в дом. Старики смешно суетились, пытаясь угодить редким гостям. Они были действительно рады приютить незнакомцев. Старуха отправилась было во двор, чтобы пожертвовать единственным гусем, который убегая от Бавкиды, бросился к ногам Зевса, который в свою очередь, не разрешил его зарезать. Тут начались чудеса, и стол сам собой начал обрастать изысканными яствами. Старики задрожали от страха, однако боги открылись им, успокоили и повели за собой на вершину горы. Оттуда они увидели, что вокруг разлилась вода , а их домик превратился в величественный мраморный храм. Как водится, боги пообещали Филемону и Бавкиде исполнить любое их желание. Старики пожелали остаться жрецами в этом храме и умереть одновременно. Желание исполнилось, и Филемон и Бавкида, умерев одновременно и безболезненно, после смерти превратились в два дерева, растущих из одного корня.
***
В тридцать девятом микрорайоне на самом краю большого парка, в маленькой полуторке, на первом этаже пятиэтажного панельного дома жили-были старик со старухой. Жили дружно. Не сказать, чтобы они пылко любили друг друга, хотя может быть и любили, только это было давным-давно. Так давно, что они уже и не помнили насколько давно. Жили одиноко. Бог сначала подарил им детей, дал немного пожить, а потом забрал обратно. С тех пор они тихо и опрятно существовали только вдвоем и только для себя.
Квартира их сверкала чистотой и внутренним покоем. Каждый погожий вечер они пили чай на крохотной веранде, заросшей диким виноградом, и смотрели на улицу. Старики почти не разговаривали друг с другом, все было уже давным-давно обговорено и выяснено. Иногда они улыбались, иногда хмурились, и этого почти всегда было достаточно.
Вместе с ними на улицу изо всех окон смотрели удивительно красивые цветы в глиняных горшках. Их веранда, а вернее лоджия, или даже балкон-лоджия, выходила в маленький палисадник, обнесенный живой изгородью в виде кустов рододендрона и сирени. Внутри палисадника по сезону росли розы, ирисы, тюльпаны, различные сорта нарциссов, а по самому центру струился голубой ручеек из нежных цветов мускари.
Все благоухало и слегка покачивалось в такт ветру и плеску маленького водопада, который соорудил дед из больших и круглых камней. Этот палисадник был так удивительно чист, так продуман, так девственно опрятен, что просто не мог не останавливать на себе взгляды прохожих. Прохожих, правда, было маловато. Досужий люд редко забредал в их микрорайон, расположенный вдали от магистралей и автобусных остановок. Любоваться палисадником могли, прежде всего, соседи или редкие гости, которые приходили к ним.
Нечастых посетителей приглашали на чашку травяного чая, а в холодное время на рюмочку сладкой наливки, которую старуха изготовляла только сама, по рецептам, оставшимся только в ее голове. Черт знает почему, но уже через пару минут у гостя вдруг появлялось странное, ускользающее чувство неповторимости. Возникало ощущение, что никогда уже и нигде он не сможет попробовать такую наливку. Поговаривали, что старуха добавляет какие-то специальные травки. Может быть, но дело было не только в рецептуре. Ко вкусу наливки примешивался неповторимый запах покоя и благостности, который пропитывал каждый кубический дюйм их жилища. Пахло травами, цветами, воском, которым бабка тщательно натирала все деревянные поверхности, и немного манной кашей. Весной теплый ветер добавлял к этому букету густой аромат сирени. Все эти ощущения, чувства и запахи обрушивались на редкого посетителя, топили и душили его. Ему становлюсь нестерпимо и щемяще хорошо. Переживание это было внезапным, иррациональным и оттого пугающим, оно буквально выдавливало посетителя наружу. И как только гость покидал это заколдованное пространство, внешний мир с его плотностью, пылью, грязью, тревогами, сомнениями, неопределённостью и жесткостью представлялся ему если не желанным, то более понятным и уютным. Появлялась чувство опоры.
